Её большие карие глаза пристально смотрели на меня. Смотрели и смотрели. Не отрываясь. Прошло уже довольно много времени с того момента, как я открыл книгу и начал читать, а она всё продолжала наблюдать за мной. Как будто вокруг меня клоуны скакали, не меньше. Я старался не замечать её, но чем больше я старался, тем больше меня это раздражало. Ей было чем заняться и чем развлечь себя – Харука и Джури оставили ей так много игрушек, что другому ребенку на неделю бы хватило, но вместо игр она продолжала смотреть на меня. И моё терпение было уже на исходе.
Я никогда прежде не проводил с ней столько времени вдвоём, хотя мы и жили в одном доме и фактически были постоянно вместе, но на деле почти никогда не замечали друг друга и не разговаривали. Или вернее будет сказать — это я никогда с ней не разговаривал. Она пыталась заговорить со мной несколько раз, когда была младше, и я ей вежливо отвечал, но при этом никогда не пытался продолжить разговор.
Нет, я её не ненавидел. По правде говоря, она была мне безразлична. Хотя… если быть абсолютно честным с самим собой, я немного ревновал и даже завидовал ей.
Когда она родилась, казалось, что счастью Харуки и Джури не было предела. Она стала центром их вселенной. Хотя в этом не было ничего удивительного, в конце концов, она была их дочерью. Их настоящей дочерью. А не кем-то вроде меня… возможно, в этом и была причина моей зависти. Пусть я и понимал, что в этом нет её вины, что всё сложилось так, как сложилось…но не мог избавиться от этого чувства.
Я понимал, что однажды, Юки станет моей женой. Скорее всего… Но мне было всё равно. В нашем мире это было большой редкостью, когда двое чистокровных женились по любви, как было у Джури и Харуки. Для большинства же чистокровных такие браки были чем-то вроде политического соглашения, обеспечивающего им более высокий статус и положение в вампирском обществе. И конечно, это давало им возможность продлить свой чистокровный род. Но не более.
Юки по-прежнему пристально смотрела на меня. Я с раздражением прервал чтение и посмотрел в её сторону. Зрелище было довольно забавным: она, такая маленькая, сидела в кресле, таком огромном, что могло показаться, будто она кукла, забытая каким-то ребенком. Едва заметная улыбка проскользнула на моих губах и моментально исчезла.
Однако, Юки заметила её.
— «Почему ты улыбнулся, братик?», спросила она, немного наклоняя голову в сторону.
— «Я подумал кое о чем смешном», ответил я и принялся читать дальше.
— «А что было смешным?», спросила она, немного наморщив лоб. Она всегда так делала, когда не понимала чего-то.
— «Ничего, Юки», отрезал я, надеясь, что на этом она успокоится.
— «Почему ты тогда улыбнулся, братик?»
Я сжал зубы, потому что начинал всё больше выходить из себя и её постоянные вопросы жутко раздражали меня, а игнорировать их никак не получалось.
— «Я еще никогда не видела, как братик улыбается», тихо пробормотала Юки, обращаясь скорее сама к себе, чем ко мне: «Обычно он такой серьёзный. Мама рассказывала, что однажды он улыбнулся и ему это очень не понравилось. Поэтому он больше никогда не улыбается».
После небольшой паузы, она продолжила: «Братик Канаме, а что ты читаешь?»
Я взглянул на неё снова, удивленный тем, как изменился ход её мыслей. Юки не любила читать и насколько я знал, она не прочитала еще ни одной книги.
— «Отелло» Шекспира», ответил я.
Неожиданно она улыбнулась, обрадовавшись, что я наконец ей ответил.
— «Интересная книжка, братик?».
— «Интересная… хотя мне больше нравится «Король Лир», ну или «Макбет», ответил я и к своему удивлению продолжил: «Отелло» же о том, как мужчина убил свою жену, которую оклеветали».
— «А этот мужчина любил свою жену?», спросила она и её глаза расширились, то ли от ужаса, то ли от любопытства, я не мог понять.
— «Я думаю, любил… и единственная причина, по которой он так поступил, была в том, что он подозревал её в измене».
— «Но если бы он её по-настоящему любил, то даже после этого не убил бы. Папа говорил мне, что даже если бы мама его оставила или предала, он бы всё равно продолжал любить её», ответила Юки с серьезным выражением на лице.
— «Возможно ты права», медленно согласился я: «Но иногда для мужчины бывает очень сложно принять тот факт, что любимая женщина выбрала другого».
— «А ты любишь кого-нибудь, братик?» спросила Юки с любопытством, не отводя от меня глаз.
— «Я люблю свою семью» — подбирая слова, осторожно ответил я.
— «Нет, я не то имела в виду… я спросила про такую любовь, как у мамы и папы».
Мои глаза впились в её лицо на долгую минуту, изучая каждое мимолетное изменение в её взгляде и мимике. У неё было очень нежное лицо с добрыми глазами. Странно, но я никогда прежде не замечал этого. Хотя я никогда прежде и не уделял ей столько внимания, как сегодня.
— «Нет», наконец ответил я.
После того нашего разговора прошло довольно много времени и с тех пор я практически не видел Юки. Иногда она заходила в комнату, где находился я, но только в сопровождении Джури или Харуки. Общалась она также исключительно с ними, как будто меня и не существовало вовсе. При этом она всегда была очень милой и приветливой с ними, и буквально светилась от счастья всё время. Она постоянно улыбалась и смеялась, и я никогда не видел, чтобы она плакала или грустила. Было сложно поверить, что кто-то может быть таким жизнерадостным всё время, пусть этот кто-то и был всего лишь несмышленым ребенком. И прежде это меня жутко раздражало, если не сказать больше. Но теперь что-то изменилось, и эта её черта характера уже не казалась мне такой уж неприятной… пожалуй, она даже начинала мне нравится. Время шло, а она так и не пыталась больше заговорить со мной. Только изредка она вежливо здоровалась со мной или прощалась, когда это от неё требовалось, но не более. Всё остальное время Юки меня игнорировала. И это её поведение казалось мне немного странным. Я был уверен, что после того нашего диалога, пусть и совсем непродолжительного, она будет гораздо чаще со мной разговаривать. Но всё вышло с точностью наоборот. Теперь она игнорировала меня, как когда-то я игнорировал её. Какая ирония… Теперь, когда бы она не заходила в комнату, мой взгляд неизменно следовал за ней… следил за каждым её движением: мимолетным поворотом головы, взмахом пушистых ресниц, улыбкой, подаренной Джури или Харуке… И даже потом, когда она уходила и дверь закрывалась за ней, я в течении нескольких минут продолжал как завороженный смотреть на эту закрывшуюся дверь… Кто-то мог бы назвать мой внезапный интерес к Юки – одержимостью, но это не совсем так. Я был скорее заинтригован ей. В нашем диалоге вроде бы не было ничего особенного, но отчего же я так ей заинтересовался именно после него? И чем больше я думал об этом, тем больше приходил к выводу, что её слова о любви и предательстве так удивили и заинтриговали меня.. или вернее то, что она, без сомнений, сама верила в то, что говорила и считала такое поведение единственно верным и возможным для себя. Всё чаще, наблюдая за ней, я задумывался о том, какие еще мысли зарождались в этой маленькой головке и как, несмотря на обстоятельства, она умудрялась всегда быть такой жизнерадостной и веселой. Да, пусть у неё было очень счастливое детство и обожающие её родители, но при этом она постоянно находилась взаперти, словно птичка в клетке. У неё не было друзей, с кем можно было бы поиграть и поболтать ни о чём, не было возможности даже просто погулять и полюбоваться окружающим миром. Другой ребенок на её месте вероятнее всего превратился бы в замкнутого нытика. Но только не Юки. Когда она чувствовала, что Джури и Харука из-за чего-то расстроены (а чаще всего причиной этого был Ридо), она всегда пыталась их как-то ободрить и развеселить, пусть даже и не понимая причины их беспокойства. Всё это в конечном итоге привело меня к мысли, что Юки была очень светлым, добрым и искренним созданием, начисто лишенным какого-либо эгоизма, что было довольно большой редкостью в нашем мире. Это было необычным даже для мира людей, не говоря уже о мире вампиров… Вампиры, а уж тем более чистокровные, имели врожденное чувство эгоизма и себялюбия, что мне было прекрасно известно. Возможно, даже лучше, чем кому-либо еще…
Так мой интерес к ней незаметно для меня самого перерос в нечто новое… какое-то бесконечно нежное и незнакомое для меня чувство. Но Юки… она всё также продолжала не замечать меня и не проронила ни единого лишнего слова в мою сторону.
Так, в раздумьях, прошел месяц. И у меня вновь появилась надежда как-то разговорить её, когда Джури и Харука уехали на очередной приём, а мы остались с ней вдвоём. Она сидела на полу и что-то увлеченно рисовала. Вокруг неё были разбросаны листы бумаги, цветные карандаши и фломастеры, но она ничего этого не замечала, потому что всё её внимание были сконцентрировано на прямой линии, которую она с таким усердием выводила уже минут десять. Она также совсем не замечала того, что я с нескрываемой улыбкой пристально наблюдаю за ней всё это время. Наконец, придав своему лицу серьезное выражение, я произнёс:
— «Ты что-то очень неразговорчивая в последнее время…»
Юки практически подскочила от неожиданности и резко дернувшись, провела длинную кривую линию через весь рисунок, который она так кропотливо вырисовывала на протяжении последнего часа.
— «Бра-а-атик!» — обиженно прокричала она, с ужасом рассматривая своё творение: «Посмотри, что я из-за тебя сделала!»
— «Прости, что испугал тебя», — примирительно извинился я, немного растерявшись.
Её взгляд тут же смягчился и глубоко вздохнув, она проговорила: «Ладно… всё в порядке, я думаю, что смогу исправить это…».
Вернувшись к своей первоначальной позе, она откопала ластик в куче карандашей, и принялась стирать эту злосчастную линию. После недолгой паузы, я продолжил:
— «Как я уже говорил, ты стала очень неразговорчива в последнее время…»
Она посмотрела на меня и спокойно, но при этом довольно решительно произнесла:
— «Ты еще более неразговорчивый, чем я. И только и делаешь, что читаешь всё время».
— «Ну… Юки… знаешь, когда ты начинаешь говорить, кому-то другому почти невозможно вставить хоть единое слово» — с улыбкой произнес я.
Она неожиданно вся засияла и радостно улыбнулась мне в ответ:
— «Прости меня, братик. А если я буду молчать весь день, ты будешь тогда за меня говорить весь день?»
— «Хм… посмотрим», задумчиво ответил я, переводя взгляд на книгу.
— «Братик всегда кажется таким… таким далёким… я раньше думала, что это из-за меня, что я, наверно, ему мешаю… но потом мне стало казаться, что это оттого, что он отчего-то грустит, поэтому он всё время такой неразговорчивый и серьезный…»
Услышав эти слова, я замер, удивленный её поразительной наблюдательностью в таком юном возрасте. И, надо признать, её слова были недалеки от истины…
— «Ведь так, братик Канаме?» — спросила Юки.
И я, даже не глядя на неё, точно знал, что спрашивая это, она слегка склонила голову в сторону и нахмурила свой лобик.
Я ничего не смог ответить и уставился немигающим взглядом в одну точку на обложке книги.
Так, в тишине, прошло несколько минут, пока Юки вновь не заговорила тихим и немного жалобным голосом:
— «Прости меня, братик, если я расстроила тебя… Я не хотела. Я просто сказала, что думала…»
Её голос, словно вывел меня из оцепенения, и заставил взглянуть на неё:
— «Нет…Ты совсем не расстроила меня…»
Меня вдруг поразило, что я никогда прежде не видел её такой печальной и беззащитной как сейчас. Она смотрела на меня словно щенок, которого выбросили на улицу и он совсем не знает, что ему теперь делать. И в этот момент я понял, что больше всего на свете не хочу увидеть этот её грустный взгляд когда-нибудь еще:
— «Юки, милая, перестань… не грусти, не надо…»
Я не успел договорить, потому что она вскочила со своего места и подбежав ко мне, крепко обняла меня своими маленькими ручками, отчего я на какое-то мгновение окаменел. Но затем я расслабился и обняв её, притянул к себе и посадил на колени. Она была такой теплой, что казалось это тепло смогло проникнуть в самую глубь моей души и расплавить весь лед в моем сердце… Я никогда прежде не чувствовал ничего подобного… и теперь мне хотелось только одного — прижать её к себе еще крепче и больше никогда не отпускать.
Но к моему сожалению, через какое-то время мне всё таки пришлось отпустить её, чтобы она могла дорисовать свою картинку, которую она обещала закончить к возвращению Джури и Харуки. Я же, тем временем, пытался сосредоточиться на чтении, но у меня ничего не получалось, потому что все мои мысли были заняты Юки и тем, что она сделала со мной. Казалось, что она каким-то образом привязала меня к себе, и её объятия – это всё, о чём я мог теперь мечтать.
— «Братик, могу я кое-что у тебя спросить?», неожиданно произнесла Юки.
— «Да…», ответил я, с интересом ожидая, что же еще за вопросы пришли ей на ум.
— «Почему ты был со мной таким добрым в последние несколько недель? Хотя до этого ты был таким противным…»
То, как она сказала «…таким противным…» заставило меня громко и от души рассмеяться. По крайней мере, она была честной со мной, хотя мало кто из живущих мог позволить себе говорить мне в лицо, всё, что вздумается. Но Юки, казалось, совсем меня не боялась.
— «Братик, Канаме?», произнесла Юки, видимо, удивляясь причине моего смеха.
Отсмеявшись, я постарался придать лицу более серьезное выражение, перед тем, как ответить на её вопрос, но это мне плохо удалось. Небольшая предательская улыбка всё равно осталась на моих губах: «Так ты думаешь, что я был очень противным по отношению к тебе, Юки?» — мне пока не хотелось раскрывать ей причину своей внезапной симпатии, поэтому я решил отвлечь её внимание встречным вопросом.
Юки ненадолго задумалась над моим вопросом, прежде чем ответить: «Угу… ты никогда не замечал меня и я думаю, что я тебе совсем не нравилась… но не теперь… теперь ты изменился… и очень мне нравишься».
Всё веселье моментально пропало с моего лица: «Юки, всё было совсем не так…», попытался объяснить я. Но прежде, чем я смог продолжить, она прервала меня:
— «А теперь я тебе нравлюсь, братик Канаме?», спросила она, не отводя взгляда.
В очередной раз её вопрос удивил меня, но на этот раз я ответил, не раздумывая ни секунды:
— «Да, Юки, нравишься».
Услышав эти слова, Юки улыбнулась мне такой улыбкой, от которой у меня словно крылья выросли. Затем она встала, подошла ко мне и, продолжая улыбаться, поцеловала меня в щеку, чем окончательно привела меня в полное замешательство.
— «И ты мне нравишься, братик», произнесла она торжественно, всё еще улыбаясь, и отступив от меня на шаг, спросила:
— «Братик, ты будешь со мной теперь дружить?»
— «Буду, Юки, конечно буду…».
***
С того дня Юки почти никогда не отходила от меня ни на шаг. Харука был немного шокирован происходящим, потому что никогда не видел нас прежде вместе. И только Джури хитро улыбалась, как будто всегда знала, что это когда-нибудь случится. Теперь каждый день мы проводили вместе: иногда мы просто болтали обо всём на свете, иногда я учил её играть в шахматы или же, наоборот, она учила меня рисованию, в чем я был совсем не силен. А иногда она сидела у меня на коленях и я читал ей сказки и разные истории, хотя она почти никогда их не дослушивала до конца и очень быстро засыпала. И тогда я прекращал чтение, и тихо обняв её и уткнувшись носом в её волосы, закрывал глаза и слушал, как бьётся её сердце. И это были самые счастливые дни в моей жизни… И я тогда еще не знал, что скоро всё навсегда изменится…
