Don't let go of my hand The truth is just sad Stay like this * OLIVIA, Shadow of Love
…
- Она была там – естественно, ожидая меня, – он усмехнулся. – Она соскочила с высокой табуретки возле барной стойки, как только я вошёл, и подошла прямо ко мне.
- Это шокировало меня. Я не был уверен, собралась ли она нападать или нет. Это было единственное объяснение её действиям, до которого я додумался, исходя из своего прошлого опыта. Но она улыбалась. И эмоции, которые исходили от неё, были ни на что не похожи.
- Ты заставил меня долго ждать, – сказала она.
Я даже не заметила, как Элис снова оказалась возле меня.
- И ты склонил голову, как добропорядочный джентльмен южанин и сказал: - Простите, мэм. * Стефани Мейер, «Затмение»
…
Он помнит, как она призналась, что видит будущее – глядя ему в глаза, окруженная странным ореолом противоречивых эмоций. Там точно была решимость, а еще какое-то смутное беспокойство, почти страх. Она смотрела на него, не моргая, не отводя взгляда, прикусив нижнюю губу, и ее глаза были черными от голода.
– О чем ты думаешь? – спросила она.
– Если ты видишь будущее, - произнес он, – … почему ты боишься?
Она опустила глаза. Покачала головой.
– Даже то, что я вижу будущее, не дает мне ответа на все вопросы.
…
На юге времени всегда мало. За тот краткий промежуток от заката до рассвета, который называют ночью, нужно успеть слишком много всего. Слишком много надо сделать – здесь, сейчас, сегодня – потому что завтра уже может и не быть.
Если бы они были на юге, он поступил бы по-другому. Не стал бы терять времени. Не позволил бы ей водить его кругами, задавать бессмысленные вопросы, подолгу сидеть, глядя в никуда, а потом, вдруг, вздрагивать и отпрыгивать от него в сторону.
Ее эмоции всегда противоречивы. И она часто говорит о Калленах.
…
На третьей неделе он срывается.
Три недели, двадцать одна ночь, двадцать один сумеречный день, три недели, за которые на юге он мог бы двадцать один раз умереть и двадцать один раз потерять все и всех, они бесцельно бродят по лесам, вдали от людей, вдали от всего.
До встречи с ней он был потерянным, а теперь они потеряны вместе, и ее противоречивые эмоции сводят его с ума.
Он удерживает ее за руку.
Она оборачивается, и сначала ему кажется, что ее глаза будут расфокусированы, как всегда, когда она смотрит в будущее, но нет – она смотрит на него. Не прячется за ширмой предопределенности.
– Элис.
Ему очень хочется понять ее, разгадать загадку ее странных эмоций – смеси решимости и страха, понять, что она от него хочет.
Она боится, и ее страх раздражает его. Непонятный, необоснованный страх. Если она действительно ждала его – почему она сейчас боится? А если нет – то почему солгала?
– Что будет дальше? – спрашивает он. Спрашивает, пытаясь скрыть раздражение в голосе, спрятать недоверие и подозрения.
Она упрямо вздергивает подбородок.
– Я не знаю.
Он фыркает.
Она смотрит на его руку, все еще стискивающую ее предплечье, и он отпускает ее.
– Я не знаю, - повторяет она. – Будущее – это не раскрытая книга. Будущее изменчиво. И прямо сейчас я не могу увидеть то, что будет дальше.
– И это тебя пугает.
– Отчасти.
Она стоит так – вздернув подбородок, упрямая, полная решимости не отступать. И испуганная.
Впервые за долгое время он улыбается.
– Тогда нам надо сделать будущее определенным, да?
…
У Калленов она меняется.
Ее эмоции становятся проще.
Ей нравится у них, и он это чувствует.
Но у них не нравится ему.
Он понимает их чувства. Вампир-южанин, один из тех диких тварей, дерущихся между собой как пауки в банке, вампир, в воспоминаниях которого только боль, кровь, бесконечная война и предательства. Он понимает их настороженность, подозрительность, недоверчивость. Понимает, когда они следуют за ним по пятам, не давая ему и близко подойти к городу. Понимает – но понимание не делает это проще.
Он только рад за нее, что она нашла свой дом.
…
– Тебе не нравится твоя комната?
Она закрывает за собой дверь и прижимается к ней спиной.
На ней белая блузка, и белая ткань сливается с ее белой кожей. Короткие волосы растрепаны.
Она кажется маленькой и хрупкой.
Он пожимает плечами.
– Нет, почему?
Она качает головой.
– Ты хочешь уйти.
Он снова пожимает плечами. На этот раз не добавляя ничего больше.
Она подается вперед. К нему.
– Я пришла, чтобы уговорить тебя остаться, - она осторожно касается его руки. – Я хочу, чтобы ты остался.
– Зачем?
Он хочет пожать плечами, но она прижимается к нему, обвивает его руками. Встает на цыпочки и тянется к его губам.
Он реагирует прежде, чем осознает, что не хотел бы реагировать.
Просто…
… в его жизни было много пустоты, злобы и одиночества. И это уже чисто подсознательное – желание заполнить эту пустоту.
Он целует ее. Приподнимает, прижимает к двери, и ее ноги обхватывают его бедра. Ему плевать, что они, там, внизу, все услышат.
…
Она трется щекой о его грудь.
– Ты же останешься, да? – неуверенно и как-то по-детски.
Он молчит.
Она приподнимается на локтях и пытается вглядеться в его лицо.
– Ты останешься? – повторяет она. И добавляет, быстро, – Эдвард говорит, что ты устал от войны. От одиночества. От постоянных скитаний. Говорит, что ты хочешь измениться и перестать убивать. Говорит…
Он прерывает ее:
– Эдвард.
Потом встает и уходит.
…
Распознавать чужие эмоции просто.
Разбираться в своих… не так.
Он кожей чувствует, когда Эдвард догоняет его. Но не оборачивается. Просто застывает, готовый к драке.
Но не к разговору.
…
Когда они возвращаются, все Каллены собрались в гостиной. Карлайл, Эсми, Розали, Эммет и она. Да, Элис. Тоже там, как одна из них.
Эммет заговаривает первым:
– Я чуть было не проиграл десятку, поставив на то, что вы подеретесь.
Розали закатывает глаза.
– О чем он только думал?
Элис вдруг улыбается.
Эдвард смотрит прямо на нее; и вид у него какой-то болезненный.
– Он думал о том, что любит тебя, - говорит он.
Эммет выигрывает десятку.
…
Она приходит днем.
Солнце светит в окна, и ее кожа сияет.
Она улыбается.
– Перевязать твои боевые ранения? – смеется она.
Он улыбается в ответ.
– Шрамом больше, шрамом меньше…
– Шрамы украшают мужчину, – она дотрагивается до белого полумесяца на его руке. – Эсми заставила Эдварда пообещать, что он больше не будет вслух озвучивать твои мысли.
Он фыркает.
– Да ладно. Ты бы и так все узнала, ты же видишь будущее.
Она чуть хмурится.
– Это не совсем честно… он же не озвучивал мои.
– Твои?
– Да, мои.
– Это не…
Она прижимает палец к его губам.
– Я не видела нашего будущего, Джаспер. Я никогда не видела нашего будущего. Я видела тебя в будущем твоей жертвы… предполагаемой жертвы. И я решила вмешаться.
Она смотрит ему в глаза – прикусив нижнюю губу.
– О чем ты думаешь?
– О том, что ты когда-то сказала.
– И?
– Я хочу сделать наше будущее определенным. Чтобы у вас, мэм, были ответы на все вопросы.
