В небольшом купе темно и душно. Летний вечер постепенно опускается на Вечный Город. Воздух напоен ароматами цветов, дикорастущих трав и паровозного угля. Девушка поправляет кринолин, немного ослабляет тугую шнуровку корсета, чтобы было удобнее сидеть и убирает шляпку в специальный футляр. Паровоз, покачиваясь на рельсах и шумно фыркая, трогается. Он идет по привычному маршруту Рим-Неаполь.
По какой-то причине кондуктор не зажигает свечи с наступлением сумерек, поэтому после очередной остановки вагон окутывает густая тьма. Темнота выступает отовсюду, но внимательной девушке она не доставляет дискомфорта. Ее острому зрению не мешает такая мелочь, как смена времени суток. Девушка вздыхает и заправляет за уши несколько прядей, которые выбились из замысловатой прически. Она выглядит слишком молодо, поэтому приходится прибегать к некоторым ухищрениям, чтобы походить на совершеннолетнюю. Прически и сложные наряды были спасением, а шляпки с плотной вуалью превосходно скрывали от любопытных глаз острый кроваво-красный взгляд. Как и в этот раз. Черное платье с плотным корсетом, в ложбинке между грудей покоится медальон, подаривший ей жизнь, но оказавшийся тяжелее тюремных кандалов.
Девушка откидывается на спинку сидения и смотрит в окно. Поезд несется вперед, а в потемневшем небе отчетливо проступают холодные искры звезд. Она проводит пальцем по стеклу, наклоняется ближе и выдыхает, но ничего не происходит. От ее дыхания стекла больше никогда не запотеют. Или от однообразного стука колес, или же по другой причине, но девушка вдруг остро ощущает тоску и всепоглощающее одиночество, которое продлится вечность. Или до тех пор, пока ее вечность не оборвется по чистой случайности.
Поезд гудит, возвещая прибытие на очередную станцию. Она прикрывает глаза и вздыхает. Через некоторое время дверь купе тихо открывается. Белокурая девушка явственно чувствует чье-то присутствие. Неожиданно ее охватывает сладостное беспокойство, она нервно приподнимает курчавую голову и смотрит на своего попутчика.
Из темного угла напротив на нее горят внимательные немного грустные глаза. Они встречались раз в пять лет с тех пор, как человеческая мысль дошла до того, чтобы изобрести поезда. И всякий раз Джейн предпочитала не думать о будущем. Есть только то, что здесь и сейчас, а остальное не важно.
− Карлайл, − в тон ему отзывается Джейн, прислушиваясь к мерному стуку колес.
Когда Аро обратил ее, Карлайл взял на себя ответственность обучить девушку и ее брата, сделать из них великих вампиров. Во многом ему это удалось, однако было нечто такое, что ему было неподвластно. Ее чувства. Ее любовь. Сначала это было похоже на юношеское восхищение ученицы своим преподавателем, но вскоре стало понятно, что, во-первых, это чувство куда глубже обычного увлечения, и, во-вторых – оно взаимно. Карлайл привязался к своей подопечной всей душой. Полюбил ли он ее так, чтобы считать ее своей путеводной звездой в сумраке вечной жизни? Пожалуй, да. Он влюбился.
С тех пор прошло много лет. Карлайл ушел из клана, а Джейн осталась, понимая, что если уйдет с ним, то Аро найдет их обоих и уничтожит. А так у них оставался шанс. Короткие встречи, мимолетные взгляды и письма… Это лучше, чем быть виновной в гибели любимого. Джейн знала, что ее хозяин все знает. Аро всегда знал, что с ней происходит. Но, очевидно все же имея в душе какие-то остатки сострадания, он никогда не противился ее коротким отлучкам. И за это она была ему благодарна.
И вот она снова едет в поезде по знакомому маршруту, понимая, что у них есть всего сутки. В которые необходимо вместить всю боль, отчаяние, нежность и страсть, ведь до следующей встречи она может не дожить, а он может не захотеть ее видеть. Он ни за что не вернется к Вольтури, предпочитая жить в уединении, а она никогда не покинет проклятый клан, ставший для нее золотой клеткой. Джейн знает, что Карлайл не согласен. Осуждает ее за жестокость и покорность Аро, но они никогда не говорят об этом. Не будут и сейчас. Слишком мало времени. Нельзя тратить его зря.
Мужчина встает со своего места и опускается рядом с ней. Пальцы легко касаются ее щеки, пробегают по скулам, останавливаются на губах, а затем соскальзывают на талию. Все как всегда. Нежно. Целомудренно. И в то же время пьяняще порочно.
Темнота становится пронзительной. Луну заслоняют тучи, паровоз мчится вперед, разрезая воздух, а двум бессмертным кажется, что они несутся в саму преисподнюю. Экскурсия в их личный ад для двоих.
Карлайл сидит молчаливо, прижимая к себе миниатюрную фигурку девушки, и изредка перелистывает газету. Он всегда берет с собой газету, очевидно, чтобы больше походить на человека. Джейн догадывается, что мужчина не прочитал и нескольких строчек. Вскоре газета отлетает в сторону. Золотистые глаза ее бывшего учителя ни на секунду не теряют своей задумчивой мечтательной серьезности, и от горячего внимания этого взгляда Джейн становится неловко. В душе она все та же ранимая девочка, которая познакомилась со взрослым мужчиной и без памяти влюбилась, восхищаясь его манерами, тонким умением чувствовать и держать себя в руках в любой ситуации.
Чтобы избавиться от этой неловкости, Джейн специально не смотрит в глаза Карлайлу, она противостоит искушению, − хоть и манит что-то встретиться с внимательным взглядом этих проницательных золотистых глаз.
− Я скучал по тебе, Джейн, − говорит мужчина и наклоняется к ее шее, с наслаждением вдыхая аромат ее кожи.
Он делал так в ту ночь, когда они впервые поцеловались. Чтобы потом расстаться, как им казалось, навсегда. И внезапно встретиться вновь, установив этот неизменный ритуал коротких свиданий. За каждое из которых они оба успевали прожить целую жизнь.
− Я хотел сказать тебе… Я не могу больше быть один, − слова прозвучали как щелчок хлыста о мерзлую землю, − поэтому я буду искать себе кого-нибудь. Мне нужна семья…
Джейн поджимает губы и холодно смотрит на него. Ей больно, очень больно. Она стольким пожертвовала, чтобы он остался жив. Чтобы дать ему уйти. А он посчитал ее выбор эгоистичной привязанностью к Аро. Неужели он не понимает, как рвется на части ее душа всякий раз, когда поезд прибывает в Неаполь, а он, не оборачиваясь, выходит из вагона, оставляя ее один на один с болью и горечью. Он никогда не будет один. У него есть она. Слова готовы сорваться с губ, но она стискивает зубы и молчит.
− Хорошо. Я понимаю, − сухо шепчет она, стараясь не выдать дрожь, охватившую ее тело.
Он снова решает за них обоих. Она не удерживала его, когда он ушел из клана, не станет мешать и сейчас.
− Это не значит, что мы не сможем видеться, − поспешно отвечает Карлайл и сжимает ладонями ее щеки, заставляя смотреть прямо в глаза, − я не смогу не видеть тебя, Джейн. Не смогу. Но я хочу помочь другим обрести свой путь.
− Что вам нужно от меня? – спрашивает Джейн, комкая в руках шелковую юбку иссиня-черного цвета, − почему вы приходите, если вам нужен еще кто-то кроме…
− Потому что с тобой я чувствую себя снова живым.
− Той ночью в саду, перед тем как уйти… Зачем вы поцеловали меня?
− Могу спросить тебя о том же. Зачем ты села в этот поезд?
− Я просто не могла иначе.
− Вот и я не смог устоять.
− Нам не следует говорить об этом. Ничего не повторяется дважды, Карлайл. И вы сделали свой выбор…
− Как и ты.
И она никогда не признается ему, чем было продиктовано ее желание остаться в Вольтерре. Достаточно ему чувства вины за то, что привязал к себе маленькую наивную девочку. А она сильная, она вытерпит.
Они снова молчат. Поезд мчится вперед, а где-то вдалеке раздаются раскаты грома.
− Люблю грозу, − наконец говорит Карлайл, сжимая в руках ее ладонь, − она дает возможность чувствовать себя свободным.
Он открывает окно, впуская в купе пряный ночной воздух. Запах грозы врывается в ее легкие. Так пахнет страсть и невыплаканные слезы.
Казалось, прошла вечность. Джейн снова вспоминает все одиночество, холодные вечера, длинные ночи, которые теперь проходили для нее без сна. Но тут Карлайл слегка приподнимает ее подбородок, совсем как тогда, в саду, и его губы накрывают ее. Мир вокруг кружится и тает в паровозном гудке.
Словно со стороны она слышит свой тихий стон. Дышать им − этим потрясающим, непостижимым мужчиной − это прекрасно. И она согласна ждать целую вечность, чтобы снова встретиться в паровозном купе и на сутки забыть о том, кто она и кто он. Они больше не бессмертные вампиры, не принадлежат к разным кланам и не исповедуют разные ценности. Сейчас они просто мужчина и женщина, которые отчаянно и исступленно любят друг друга.
Поцелуи Карлайла резкие, жесткие, он как будто хочет причинить ей боль, мстит за что-то, известное только ему. Может быть, за свое одиночество. За то, что она не пошла с ним. Джейн понимает, что он имеет на это право, и рада принять его боль, в исступлении притягивая Карлайла все ближе. Он оставляет ее губы и покрывает поцелуями шею и плечи, дразня ключицы своим горячим языком. Руки скользят ниже, ловко распутывая шнуровку корсета. Губы и руки теперь повсюду, ласкают, распаляют, наслаждение и боль наконец-то соединяются в острую, неудержимую похоть, которую этот мужчина прячет от всех и выпускает на волю только с ней.
− Черт возьми, ведь я пытался не думать, забыться, занимался медициной как проклятый, − задыхаясь говорит Карлайл, − почему же не действует. Почему меня по-прежнему тянет к тебе, девочка?
Джейн понимает, что он не ждет от нее ответа. Это вопрос в пустоту. Паровоз загудел, сдерживая ход. Они приближаются к очередной станции. Резкий свет станционных фонарей бьет в окна и освещает пылкую картину всепоглощающей любви. Карлайл стоит перед Джейн на коленях и целует ее глаза, лоб, подбородок, а она, торопливо расстегивает пуговицы его рубашки, стараясь поделиться с ним той неудержимой страстью, которая полыхает в ее бессмертном теле. Джейн стонет, словно ухнув с большой высоты, когда губы Карлайла находят ее грудь, увлекая с собой в водоворот наслаждения.
Она сама не замечает, как подается вперед и протягивает руку, едва дотрагиваясь кончиками пальцев до бледной кожи на животе. Карлайл беззвучно сглатывает и замирает. Джейн осторожно проводит рукой по его животу и останавливается, прикоснувшись ребром ладони к поясу брюк.
− Сними их, − хрипло говорит Карлайл, − я хочу посмотреть, как ты делаешь это.
Она чувствует, как от звуков его голоса по телу пробегает сладкая дрожь. Непослушными пальцами девушка расстегивает его ремень. Он помогает ей, стаскивая с себя брюки, и аккуратно складывает их на полу. Вид обнаженного мужчины не отталкивает ее. Наоборот, это безумно красиво. И просто... безумно.
Перехватывает дыхание. Какое-то время она смотрит на него, не в силах оторвать взгляд.
– Долго будешь смотреть? – неожиданно прерывает молчание Карлайл.
Джейн отводит взгляд, пытаясь совладать с эмоциями. Слова мужчины звучат беззлобно, почти безобидно, но все равно каким-то образом ему удается заставить ее почувствовать себя несмышленой девчонкой. Он делает это в каждую встречу − словно хочет понять, где пролегают границы дозволенного. Джейн уже знает, как на это нужно реагировать. Но все равно каждый раз как впервые.
− Сколько захочу, − спокойно отвечает она, протягивая руку к его напряженному члену и слегка касаясь ладонью головки, − я соскучилась.
Взгляд Карлайла прикован к ее пальцам. Он многому ее обучил за эти годы. В том числе искусству любви. Джейн сглатывает и пристально смотрит на Карлайла. Большего поощрения ему и не требуется. Он опускает руки и снимает ее пышную юбку. Еще мгновение – тугой корсет летит на пол, а следом за ним и белье. Она полностью обнажена. Прическа растрепалась, ее светлые кудри теперь прикрывают плечи. Карлайл проводит рукой между ее ног, и она почти кричит от сладкой боли, когда длинные умелые пальцы слегка сжимают клитор. В ответ ее ладонь накрывает его член. Это игра для двоих, и, даже теряя разум от страсти, она не хочет уступать своему наставнику. Он осторожно опускает девушку на узкую койку купе, коленом раздвигает ее бедра и устраивается сверху.
Она ощущает легкий, нежный поцелуй на губах. Этот непостижимый мужчина просит разрешения взять ее тело, давно уже украв сердце. Он делает так всегда, словно допускает мысль, что она может сказать нет. Настоящий джентльмен. И она открывается ему. Головка члена упирается в ее вход, но все же он медлит. Самая настоящая пытка. В конце концов, он отстраняется и касается пальцами ее подбородка, заставляя поднять лицо.
У Карлайла тонкие, аристократичные пальцы. Джейн опускает голову и прижимается к ним губами.
− Карлайл… − шепчет она куда-то ему в ладонь.
Она не видит его выражения лица, но ей почему-то кажется, что он доволен.
− Только попроси.
− Я умоляю, − девушка тяжело выдыхает, − прошу… пожалуйста.
В подтверждение своего желания, она опускает руку и нащупывает напряженный член. Он слегка раздвигает ноги и молча толкается в ее ладонь. Джейн крепко сжимает пальцы и сразу же разжимает. Карлайл досадливо фыркает, раздраженно дергая плечами.
И он снова припадает к ее губам, а она выгибается, отвечая на ласку. Нестерпимо медленно Карлайл раздвигает ее складочки пальцами, распределяя естественную влагу и входит, одновременно углубляя поцелуй. Джейн задыхается от ощущений, подается бедрами вперед, стремясь притянуть его еще ближе, хотя это кажется почти невозможным.
Глухо застонав, Карлайл двигает бедрами, выхода и снова возвращаясь. Головка члена касается шейки матки. Идеальное совпадение. Они становятся единым целым, двигаясь в древнем ритме страсти, который дарит обоим непередаваемое наслаждение и надежду, залечивая душевные раны. Невозможно остановиться, невозможно замедлить ритм. Рука Карлайла скользит между их телами, находит клитор и нежно надавливает. Она накрывает ладонью его руку, секунда, другая, он подхватывает ее, заставляя перевернуться и сесть на него сверху. В этом положении даже лучше, она может позволить себе подарить ему наслаждение сама, такое, какое захочет именно она. Но мужчина не уступает, привлекает к себе, ласкает грудь и живот, целует в губы: порывисто, настойчиво, требовательно.
Джейн двигается на нем, вращает бедрами, не удерживается и хватает его за руку, тянет к себе, помогает его пальцам сжать ее грудь. Когда Карлайл чуть сильнее сжимает сосок, девушка вскрикивает и отдает ему всю себя, задрожав от сладкого оргазма. Секундой позже мужчина сжимает ее бедра в последнем исступленном объятии и со стоном изливается, заскрежетав зубами от сильных ощущений.
Они лежат молча, думая об одном и том же. У них впереди лишь одна ночь, а потом расставание неизбежно. Они будут любить друг друга еще много раз до тех пор, пока паровоз не возвестит прибытие в Неаполь. Зачем нужны слова, если ласками можно выразить намного больше? Они никогда не говорили друг другу тех самых слов, которые связали бы их обязательствами. Никогда. Каждый раз они просто исступленно целовались, понимая, что их чувства значат больше тысячи признаний. И о них нельзя говорить вслух.
Поезд прибывает в Неаполь точно по расписанию. Карлайл, как имеющий власть над ней и четко это осознающий, опять говорит, что так расстаться они не могут, что она должна выйти с ним из вагона, что… Но у Джейн уже давно нет своей воли, ее душой овладели волны непобедимой пассивности, великой радости безграничной покорности. Этой ночью ее воля полностью принадлежала ему и подчиниться ей было для нее счастьем. Но это только на одну ночь. Карлайл настаивает, стискивая в руках ее тонкие пальцы. Она качает головой, а потом грустно следит за тем, как фигура мужчины растворяется в людской толпе.
А теперь она снова станет смертоносной Джейн Вольтури, жемчужиной коллекции Аро. И будет ему предана до конца своих дней, пряча в душе нечто гораздо большее, чем эта преданность. Но никто никогда не узнает об этом. Кроме троих. Джейн и двое мужчин, которые навсегда привязали ее к себе, каждый по своему, но от этого дьявольский плен ничуть не слаще.
***
2010 год
Летний зной снова окутал Рим. Посмотрев в зеркальце и поправив контактные линзы, блондинка заходит в купе первого класса поезда, следующего по маршруту Рим-Неаполь.
− Могу я предложить вам воды, − заботливо интересуется проводник, но, поймав ее небрежный жест, спешит удалиться.
Ей ничего не нужно. Не сейчас.
Она выглядит слишком молодо, поэтому приходится прибегать к некоторым ухищрениям, чтобы походить на совершеннолетнюю. Яркий макияж, строгая прическа, деловой костюм и туфли на высоком каблуке делают из нее по меньшей мере двадцатитрехлетнюю успешную бизнес-леди, на которую сворачивают головы встречные мужчины. Но ей все равно.
Поезд двигается размеренно, словно скользит не по рельсам, а по ледяной глади. В купе слишком светло. Она ловит себя на мысли, что скучает по мерному покачиванию вагона, паровозным гудкам и запаху угля…
Девушка откидывается на спинку сидения и смотрит в окно. Поезд несется вперед, а в потемневшем небе отчетливо проступают холодные искры звезд. Она проводит пальцем по стеклу, наклоняется ближе и выдыхает, но ничего не происходит. От ее дыхания стекла больше никогда не запотеют.
Гудок, остановка и снова плавное движение. Дверь бесшумно открывается, пропуская внутрь пассажира. Он достает газету и устраивается напротив нее. Девушка снова ощущает давно знакомое сладостное беспокойство.
− Здравствуй, Джейн, − наконец говорит мужчина и тяжело вздыхает.
− Карлайл…
− Я скучал по тебе, девочка…
Джейн больше не думает о будущем. Достаточно того, что произойдет в ближайшие несколько часов, пока новенький скоростной поезд мчится в Неаполь, глотая расстояние с невероятной скоростью. Раньше у них были сутки. Теперь лишь несколько часов. Но и этого хватит, чтобы снова почувствовать себя живыми.
Она знала, что он женился, но никогда не говорила об этом. Очередной пункт в длинном перечне их личных табу. И сегодня она не поднимет эту тему, слишком дорого время, чтобы тратить его на пустые разговоры. Она знает, что он любит ее. И будет любить вечно.
