Это происходит в промежутке между двумя секундами-. Его рука обхватывает мою грудную клетку, он вырывает винтовку, потом отбирает «люгер». В следующую долю секунды поднимает меня на два дюйма от земли и прижимает к себе, а я бью его пятками, мотаю головой и кусаю за руки.
И все это время его губы щекочут мне ухо:
– Кэсси. Не надо. Кэсси…
– Отпусти меня!
– В этом вся проблема, Кэсси. Я не могу тебя отпустить.
Я расстегиваю его рубашку и бормочу под нос:
– Надо снять одежду.
– Ты не представляешь, как долго я ждал, когда ты это скажешь.
Улыбка. Один уголок рта выше другого. Очень сексуально.
– Твое обаяние на меня не подействует.
Почему он стрелял в меня, а потом спас? Что он имел в виду, когда сказал, что это я спасла его?
Это так странно. Когда он меня обнимает, я чувствую себя в безопасности. Когда он меня целует, я растворяюсь в нем. Как будто есть два Эвана: первый, которого я знаю, и второй, которого не знаю. Один – парень с фермы, у него мягкие нежные руки, и, когда он гладит меня по голове, я мурлычу, как котенок. Другой – притворщик и хладнокровный убийца, который стрелял в меня на шоссе.
Я рывком высвобождаю руку. Злюсь из-за того, что вообще позволяла ему до себя дотрагиваться. Злюсь на себя за то, что оставалась с ним, хотя понимала, что он не говорит мне всей правды. Злюсь на отца за то, что он позволил Сэмми сесть в тот автобус. Злюсь на Воша. Злюсь на повисший над горизонтом зеленый «глаз». Злюсь на себя за то, что нарушила первое правило, как только встретила симпатичного парня. И ради чего? Почему? Потому что у него большие и нежные руки, а дыхание пахнет шоколадом?
Я бью кулаком ему в грудь. Бью до тех пор, пока не перестаю понимать, почему его бью. Я избавляюсь от злости, и вместо Кэсси остается только черная дыра.
Эван хватает меня за руки:
– Кэсси, перестань! Успокойся! Я тебе не враг.
– А чей же ты враг? Ты ведь чей-то враг, тогда чей? Ты не охотился по ночам, а если и охотился, то не на зверей. Хочешь, чтобы я поверила, будто ты научился приемам ниндзя, помогая отцу на ферме? Ты все говоришь о том, кем не являешься, а я хочу знать, кто ты. Кто ты, Эван Уокер?
Эван отпускает мои руки, а потом ведет себя очень странно. Он прижимает ладонь к моей щеке и проводит большим пальцем по переносице. Такое чувство, словно он дотрагивается до меня в последний раз.
– Я акула, Кэсси.
Но я человек, а кто Эван? Человек и иной. И то и то. Ни то ни другое. Любовь ко мне дала ему свободу.
Но Эван смотрит на это иначе. Он сдается.
– Я сделаю все, что ты скажешь, Кэсси, – говорит Эван; от слез его глаза блестят ярче, чем звезды. – Я понимаю, почему ты приняла такое решение. Если ты пойдешь в лагерь, я тоже пойду, и тысяча глушителей меня не остановит.
Он с такой страстью шепчет эти слова мне на ухо, словно делится самой большой тайной во всем мире. Возможно, это и есть самая большая тайна во всем мире.
– Это безнадежно. Это глупо. Это самоубийство. Но любовь – оружие, против которого они бессильны. Они знают, как ты думаешь, но они не знают, как ты чувствуешь.
«Не мы. Они».
Эван переступил через порог, а он не дурак. Он понимает, что обратной дороги не будет.
- Эван, почему ты выстрелил мне в ногу?
- Потому что я не мог выстрелить тебе в голову.
|
