Фандом: Vampire Knight Автор: Эмбер Статус: Закончен Основной пейринг: Харука/Дзюри; Юки, Канаме Жанры: Романс, драма, ангст Размер: Мини
Бета: konohagirl От автора: Я разучился оттачивать бейты (с) И это да, господа. От беты: бета молчит, бета предпочитает молчать, когда Эмбер пишет.
Все повторяется.
Вдыхая дурманящий запах Юки Кросс, нет - Юки Куран – Ридо отчетливо вспоминает ту ночь, когда его зубы прокусили нежную шею ее матери. Дзюри была восхитительна на вкус, он до сих пор чувствует тот потрясающий запах. Запах побежденной чистой крови. Запах его власти.
И все повторится. Еще мгновение – и он, Ридо Куран, достигнет цели. Он вновь ощутит вкуснейшую кровь на своих губах и победит. На этот раз – окончательно.
Его армия раболепно и испуганно смотрит на него сейчас. Бессильные аристократы застыли в неестественных и напряженных позах, и никто из них не готов к такому финалу. Есть партии, в которых обычные правила не работают и пешки навсегда остаются только пешками. Ридо усмехается и шепчет на ухо парализованной жертве, что ее мать звала на помощь. И просит ее кричать тоже. Что может быть слаще беспомощных криков чистой крови? Но Юки только хрипит неразборчиво и непокорно. Сильная, упорная и обреченная.
Все повторяется.
Харука равнодушно окидывает Совет взглядом из-под прикрытых век. В дорого убранной комнате тускло мерцают свечи, не разгоняя густую темноту даже на треть. Вампирам свет ни к чему, особенно в подобных вопросах. Напряжение наэлектризовывает воздух, и, кажется, вот-вот все рухнет. Совет не станет терпеть нового отказа и разрядит обстановку долгожданным для них взрывом. Куран почти чувствует, что еще секунда – и мирным переговорам конец. И запахнет озоном, как всегда после удара молнии, а не застоявшимся и уже совсем не таким соблазнительным ароматом человеческой крови.
- Как скажете, Харука-сама, - покорно соглашается глава Совета, и на один миг Куран видит ненависть в его глазах. Чистокровный, который не хочет убивать и ненавидит войну, – какой моветон. Куран кивает, не допуская и малейшей перемены в своем равнодушном взгляде или спокойных, будто с ленцой, жестах. Воцаряется напряженная тишина, просторный зал, пронизанный сквозняками, кажется нарисованным и ненастоящим. Под высоким потолком клубится густая тьма. Харука едва сдерживает легкую улыбку, неожиданно подумав о том, что Дзюри, окажись она тут, могла бы сыграть на пыльном и позабытом фортепиано в дальнем углу.
И в его сознании не осталось бы и отзвука всех этих тяжелых мыслей и предчувствий - как всегда, когда она рядом. Все повторится. Сейчас он покинет Совет, холодно попрощавшись и ни разу не обернувшись. Недовольные аристократы будут сверлить ненавидящими взглядами его прямую спину, но так и не решатся ничего сказать. А меньше, чем через час Куран окажется в светлой и теплой гостиной, где его ждут жена и дети. И у них будет еще немного счастливой спокойной жизни до того момента, как Совет пригласит его снова. Или до того, как Совет осмелится попытаться. Попытаться использовать против него единственное, что может ему угрожать.
И снова горло сжимает тяжелое предчувствие – Харука-сама отлично знает, что это неминуемый исход. Рано или поздно амбиции и кровожадность Совета возобладают над голосом разума, и все, что он может сделать – это как можно больше отсрочить такой финал и как можно лучше к нему подготовиться.
Все повторяется.
Дзюри Куран тонкими прохладными пальчиками убирает густую челку с усталых глаз мужа. В его взгляде смешивается безграничная любовь и такая же безграничная тоска. Ей больно видеть его таким – за все время, проведенное вместе, Дзюри ни на секунду не переставала любить его. И это всегда было чем-то неизмеримо большим, чем любовь к брату.
Все эти тревоги и страдания давались ей гораздо тяжелее потому, что он тоже мучился. Дзюри бы с радостью взяла всю боль на себя, чтобы самый дорогой и близкий для нее человек перестал смотреть такими глазами. Но в жизни чистокровных все никогда не бывает так просто.
- Мама, когда вернется Канаме-нии-сан? – хлопая такими же бездонными, как у отца глазами, сонно спрашивает Юки. Еще совсем маленькая, слабая и безгранично счастливая девочка, уже обречена принять на себя все то, с чем ее родители едва справляются. Дзюри благодарит небо, что Канаме так безумно обожает ее дочь – это дает крохотную надежду на то, что у Юки есть шанс. Не стать фигурой на шахматной доске, не превратиться в холодного хищника, не бороться всю жизнь за право выбирать.
- Совсем скоро, - женщина переворачивает стоящие на столе песочные часы – не более чем атрибут интерьера, но Юки почему-то казалось, что они заставляют время двигаться чуточку быстрее. А когда песчинки отсчитывали часы до возвращения Канаме – каждый миг был на счету. – И в кого ты такая нетерпеливая, Юки Куран?
Харука смеется, вставая с широкого дивана в гостиной, хотя ему заметно тяжело отстраняться сейчас от жены. Она дарит ему облегчение, уже просто находясь рядом, и ему просто необходимо чувствовать ее близость. Но Юки ни в коем случае не должна понять, что что-то не так. Родители готовы были в буквально смысле отдать жизнь за ее спокойное и безмятежное детство, не омраченное интригами высших вампиров.
- Я покажу тебе кое-что, - Харука опускается на колени и, скрывая улыбку, смотрит на дочь через тонкое стекло песочных часов. Ее взгляд сосредоточен и внимателен, и отцу с трудом удается не засмеяться, при виде ее серьезной мордашки. Крохотные песчинки начинают двигаться, подниматься тонкими струйками вопреки законам гравитации, сменяя друг друга, словно живые. Способности чистокровных позволяют делать и не такие фокусы. Глаза Юки удивленно распахиваются, когда из послушного песка в часах складывается красивый цветок и каждая частичка занимает свое место, тускло мерцая. Девочка хлопает в ладоши, но через мгновение замечает, что песок перестал отсчитывать время, и ее брови сходятся хмурым и очень серьезным домиком на переносице.
- Папа, не задерживай Канаме-нии-сана! – сердито говорит Юки. – Теперь ты должен догнать время. Харука улыбается, уже не скрывая этого, чувствуя безграничное облегчение – общение с дочерью приносило умиротворение и покой.
- Хорошо, - так же серьезно кивает мужчина. – Но ты должна точно сосчитать, на сколько песчинок мы отстали. Юки кивает, и они снова внимательно всматриваются в тонкое стекло, за которым тает, роняя песчинки, прекрасный цветок. А девочка, сосредоточенно сморщив нос, шепотом считает, сколько их нужно, чтобы догнать время.
- Не жульничай, хитрая принцесса! – смеется Дзюри, внимательно наблюдающая за дочерью. – Обманывать время невежливо. Юки снова хмурится и даже немного краснеет, позволяя отцу чуть-чуть задержать одну песчинку, чтобы все было честно. А когда в верхнем резервуаре часов почти пусто, с тихим скрипом приоткрывается дверь, и Юки, сияя счастливой улыбкой, мчится встречать того, кого ждала с самого заката. И на остаток ночи для нее больше не существует ничего, что могло бы отвлечь ее от такого же счастливого Канаме.
И все повторится – Дзюри положит тонкие руки на плечи мужа, он с невероятным облегчением обнимет ее, и их губы встретятся. И тоска отступит немного, не в силах противостоять совершенному единению.
Все повторяется.
Харука Куран целует жену снова и снова. Ее прохладная кожа кажется мраморной в голубом свете луны, и мужчина думает, что никогда не видел ничего более прекрасного. Дзюри прогибается, как кошка, в его руках, отзываясь на каждое прикосновение. Сердце гулко отдаёт в висках, словно все это в первый раз, словно он еще не знает наизусть каждый изгиб, каждую родинку ее безупречного тела. Им обоим кажется, что вместить столько любви неспособны даже чистокровные – она рвется наружу вместе с горячим прерывистым дыханием, заполняет собой всю комнату. Она вызывает настолько сильное наслаждение, настолько глубокое удовольствие, что это почти мучительно. Время, теряясь где-то за тонкими занавесками, не решаясь тревожить абсолютно замкнутых друг на друге вампиров, терпеливо ждет того мгновения, когда они остановятся, чтобы возобновить свой бег. Время тоже кое-что знает о неизбежных финалах не понаслышке.
- Это не страшно, - мягко касаясь виска Харуки губами, шепчет Дзюри. – Мы никогда не расстанемся.
- Никогда, - не открывая глаз, отзывается Куран. Ему хочется посмотреть в глаза жены, убедиться, что они все такие же глубокие темно-карие и живые. Но он почему-то боится увидеть в них слезы.
Он безгранично любил дочь и знал, чего будет стоить ее защита. Но даже несмотря на это, Харуке было невыносимо сложно смириться с тем фактом, что его любимая Дзюри – главный человек в его жизни – должна принести себя в жертву. И ее спокойствие, с которым она принимала свою судьбу, просто убивало его. Все правильно, они оба это знали. Так должна закончиться их история, чтобы начаться заново уже совершенно иначе. Но это все равно было болезненно.
- Главное – это ты, - отвечая на поцелуй, шепчет Харука в самые губы жены. - Главное – это ты, - невесомым эхом отзывается она.
И все повторится. Бесконечная любовь, идеальным кольцом замкнутая сама на себе. Совершенное единство двоих, практически, вживляющихся друг в друга вампиров. Это больше, чем брак, больше, чем любовь как таковая. Это больше, чем способно обрисовать человеческое восприятие. Ночь, как две капли воды похожая на эту, только не обремененная тяжелым тревожным ожиданием потому, что решение принято. Неизбежное перестает быть пугающим, если точно знаешь – твоя Альфа и Омега, твоя Вселенная останется на месте. Она останется рядом с тобой, несмотря ни на что, и даже смерть пасует перед этим. И Харука, как и Дзюри, знает это.
Все повторяется.
Дзюри обнимает голову дочери, укрывая ее от шума и тревоги, защищая от бьющей волнами угрозы. Она вспоминает, что позаботиться о Юки обещал глава Академии Кросс и лучший охотник. И у Юки всегда будет Канаме. И она станет человеком. У ее дочери будет шанс, ради этого стоит отдать жизнь. Несоизмеримо выгодный обмен.
- Закрой глаза, - шепчет Дзюри перепуганной девочке, стараясь говорить спокойно. Через минуту все будет кончено, и последнее, что видит Дзюри Куран перед тем, как исчезнуть, – лицо ее безгранично любимого мужа.
Харука застывает перед распахнутой дверью собственного дома. Низко пригибаясь к земле, шипя от страха и ненависти, к нему приближается армия Ридо. Нелюди, уже даже не вампиры – животные, которыми легко управлять и не жаль жертвовать, Куран расшвыривает их без особого труда, пока в игру не вступает сам Ридо. Возможно, у Юки не было и малейшего шанса на спасение, если бы не Канаме. Одному небу известно, как ему удалось преодолеть власть того, кто воскресил его. Но ему удалось. Харука благодарен ему за это. Ведь все это ради их обожаемой дочери – и теперь у нее есть возможность. Теперь она сможет быть счастлива. В окне мелькнули немного растрепанные ветром каштановые волосы Дзюри. Через минуту все будет кончено, и последнее, что видит Харука Куран перед тем, как исчезнуть, – лицо его безгранично любимой жены.
Все повторяется.
- Он действительно любит ее, – голос плывет над спящей Академией Кросс, слышимый только на очень особом уровне восприятия – недоступном ни человеческому, ни вампирьему слуху. – Им удалось победить, и она обязательно будет счастлива.
- Да, – соглашается второй голос, и в нем слышится безграничное умиротворение. – Обязательно.
И все повторится. Время замкнется в кольцо, Змея свернется спиралью и проглотит свой хвост. Все закончится для того, чтобы начаться заново совершенно иначе, принести с собой новые запахи и звуки, подарить миру новые оттенки. И в голосах, неясно шепчущихся в густой листве, слышится что-то очень важное, что-то несоизмеримо большее, чем счастье или любовь как таковая.
