Он берет мою руку и крепко сжимает.
– Я не солдат с распятием, Кэсси. И я не Вош. Я точно такой же, как ты. Я напуган, зол, сбит с толку и не знаю, что мне делать, но я точно знаю, что нельзя раскачиваться в разные стороны. Ты не можешь в один момент называть себя человеком, а в следующий – тараканом. Ты не веришь в то, что ты таракан. Если бы так думала, не осталась бы на шоссе под прицелом у снайпера.
– О господи, – шепчу я, – это же просто метафора.
– Хочешь сравнить себя с насекомым? Тогда ты, Кэсси, поденка. Сегодня ты есть, а завтра нет тебя. И иные к этому не имеют отношения. Так всегда было. Мы живем, затем умираем, и вопрос не во времени, а в том, как мы им распоряжаемся.
– Ты понимаешь, что говоришь бессмыслицу?
Меня притягивает к нему, пропадает всякое желание спорить. Я не могу понять, то ли он меня отстраняет, то ли приподнимает.
– Ты моя поденка, – бормочет он.
А потом Эван Уокер меня целует.
Одной рукой он прижимает мою ладонь к своей груди, а вторую заводит мне за шею. От его легкого как перышко прикосновения мурашки бегут вниз по моему позвоночнику, и я теряю равновесие. Чувствую ладонью, как бьется его сердце, вдыхаю запах его дыхания, ощущаю щетину над мягкими губами. Мы смотрим друг другу в глаза.
Я немного отстраняюсь, чтобы сказать:
– Не целуй меня.
Эван поднимает меня над полом. Я плыву вверх, и это продолжается целую вечность. Так бывало в детстве, когда папа подкидывал меня на руках, и казалось, я могу долететь до самого края Галактики.
Эван укладывает меня на кровать.
– Еще раз меня поцелуешь, получишь коленом между ног, – успеваю предупредить я за секунду до того, как он снова меня целует.
У Эвана волшебно нежные руки – меня словно облако обнимает.
– Я не дам тебе… – Он подыскивает правильное слово. – Я не дам тебе улететь от меня, Кэсси Салливан.
Эван задувает свечку возле кровати.
Теперь, в темноте, я особенно остро чувствую его поцелуи. В этой комнате умерла его сестра. В этом доме умерла вся его семья. Мы в тишине того мира, который исчез после Прибытия. Эван узнает вкус моих слез раньше, чем я чувствую их на своих щеках. Вместо моих слез – его поцелуи.
– Это не я тебя спас, – шепчет Эван, и его губы касаются моих ресниц. – Ты спасла меня.
Он повторяет это снова и снова, пока мы не засыпаем, прижавшись друг к другу. Его шепот у меня в ушах, мои слезы у него на губах.
– Ты спасла меня.